28 октября исполнилось 120 лет со дня рождения советского писателя Льва Славина. По его произведениям поставлены фильмы «Два бойца», «Интервенция». В 1920-1930-е годы он был одним из самых активных и популярных авторов «Вечерки». Лев Славин прожил долгую и благополучную жизнь, много печатался. Но нам удалось обнаружить в московских архивах и неопубликованные материалы, связанные с его биографией, в том числе с работой в «Вечерней Москве».
Лев Славин писал в 1933 году, что работал в «Вечерке» «почти столько же, сколько она существует». Действительно, он напечатался в нашей газете через полгода после ее создания. 11 июня 1924 года вышел его сатирический очерк «Московские столовки, или О странной судьбе некоторых великих идей». Тогда, в разгар НЭПа, в столице было много дешевых частных забегаловок, обычно вегетарианских, с броскими и поучительными названиями. Многие содержались общественными организациями, и посетителей пытались идеологически обрабатывать. В любимой столовой Славина «АС» на Тверской (жареный огурец там стоил четыре копейки) в зале красовался лозунг «Изобретатели всех стран, изобретайтесь!», по соседству была «Столовая анархистов-индивидуалистов», а в заведении толстовцев под названием «Я никого не ем» «помимо простокваши и чего-то вроде вареного сена нас пичкали во время еды докладами о непротивлении злу».
Очерк Славина пошел в печать «с колес», и уже через две недели состоялась вторая публикация. В следующие девять лет статьи Льва Исаевича выходили в «Вечерке» почти каждую неделю. Судя по его анкетам, в штат он пришел только в 1927 году (до этого основным местом работы был «Гудок»), а уволился в 1931-м — тогда вышел его роман «Наследник», и он стал жить уже на писательские гонорары. Но при этом он продолжал постоянно печататься в «Вечерке» как минимум до конца 1933 года.
«Приходилось писать за столами сельсоветов, в особняках Наркоминдела, в кабине аэроплана, в судебных залах, на палубе, работая огрызками карандашей или на пишмашинке, или диктуя в междугородний телефон, или нашептывая на ходу радисту, или прямо у наборной машины, — вспоминал Лев Исаевич в 1933 году. — По делам этих писаний приходилось спускаться в шахты, следовать в машине за бегунами, мчаться на глиссерах или, запершись в комнате и обложившись книгами, разрабатывать маленькие диссертации. Приходилось переживать цепь перевоплощений: становиться спортсменом, инженером, следователем, агрономом, художником, юристом, кулинаром».
Лев Славин работал во всех жанрах — заметка, очерк, репортаж, рецензия, но чаще всего ему заказывали фельетоны на бытовые темы. Иногда ему удавалось помочь своим героям. Например, 17 мая 1929 года вышел его текст «В квартире №30» — о семье Медведевых, которая терроризирует соседей по коммуналке. Оскорбленные жильцы подавали в суд, но штраф и принудительные работы не отрезвили наглецов. «Мы полагаем, что в Уголовном кодексе можно отыскать такую степень наказания, которая остановит наконец распоясавшихся хулиганов», — намекнул Славин.
21 мая в редакцию (она была тогда на Большой Дмитровке, 22) зашел истец — известный режиссер Владимир Канцель (1896–1977). Славина он не застал и написал ему записку красными чернилами на бланке «Вечерней Москвы».
Мы обнаружили ее в Российском государственном архиве литературы и искусства (фонд 2811, опись 1, дело 403, лист 2), приводим с сохранением орфографии оригинала:
«…забегал сейчас в редакцию еще раз <…> сообщить результаты суда 20/V в понедельник.
Приговор таков:
Гражд. иск о выселении Медведева удовлетворить, но принимая во внимание, что семья М-вых состоит из трудящихся, дать ей возможность исправиться в другой обстановке и предоставить 2-х недельный срок на самовольный обмен. В случае обмен не состоится в указанный срок, выселить в принудительном порядке.
Приговор (по таким делам) надо считать блестящим, если только не подгадит кассационная инстанция. Приговор вынесен такой (здесь зачеркнуто полторы строки. — «ВМ») во всяком случае под давлением В[ашей]./ статьи, я думаю».
В этой до крайности прозаичной истории можно заметить примету эпохи: в якобы бесклассовом обществе к пролетариям («трудящимся») суды относились снисходительнее, чем к представителям иных социальных прослоек…
Льва Славина не раз охватывало чувство, что он погряз в поденщине, разменивается на мелочи. «Прошли годы, я оглянулся и увидел, что я выучился литературе, — подвел он итог в 1933 году на страницах «Вечерки». — Великая учительница — газета. Ты научила меня краткости, точности, меткости. Ты изощрила мой глазомер и укрепила руку. Благодаря тебе мое перо стало боевым революционным оружием, а не клистирной трубкой, источающей психологические туманности. Вместе с тобой я возненавидел абстракцию, бытовщинку, вычурность и полюбил конкретность, ясность, простоту. <…> Ты научила меня, что фраза должна кончаться там, где кончается мысль <…>
«Вечерняя Москва» — с универсальностью ее интересов, с ее быстрыми реакциями на события мира, с ее повышенными требованиями к форме, и притом тесно связанная с величайшим городом страны — Москвой, является для своих работников превосходной, постоянной действующей школой письма и жизни».
Из дневников
В Центральном государственном архиве Москвы (фонд 199, опись 1) мы нашли тетради Славина, в которых есть записи, сделанные в годы работы в «Вечерке». Приводим их с сохранением орфографии оригинала.
«Записываю слышанное о Горьком (от Василевского Не-буквы*). Телеграмма Халатова Г-му: «Выпускаем 200 экз. в[ашего]/ полн. собран. соч. 250 т. руб. переводим»**. Ответная Горького: «Приветствую, остальной миллион можете перевести потом». В Госиздате — затупение. Выход из положения нашли такой: «Будем переводить по 1000 в день».
Горький: «Согласен, не пропуская праздников»!! И переводят. Горький, разумеется, бескорыстен. В свое время он все деньги отдавал большевикам. Но у него молодая жена — баронесса*** <…>. (23/Х-28)
— Сегодня в «В.М.» мне письмо в ред. — ответ на письмо в ред. «Ч. и П.» о моем фельет. о Жар. и Уткине.**** <…>.
Разговор с Колесниковым***** о Леонове******:
Я:— Мне не нравится Л-в. Много литературщины, приемов.
Он.: — Нет, Л-в талантлив. Просто он не до конца переварил Достоевского.
Я.: Так пускай переварит, а потом пишет. Зачем же он делает читателя свидетелем своего пищеварительного процесса! (25/Х-28). <…>
— Записываю слышанное от Горшкова******* о Ляшко********. Ляшко написал сценарий. По ходу сценария англ. шпион крадет на сов. стеклянном заводе стеклодувку. Кино-экспедиция поехала на стек. завод снимать. Спрашивает: — Где стеклодувка». Показывают: огромное здание! Растерянность: — Ну хоть часть! — Пожалуйста, вот часть, — показывают часть пудов в 400… Это называется «тонкое знание стекольного производства».<…>
— Вчера читал Олеше, Катаеву и Ильфу пять глав романа. Большой успех (29/VII29)
(Дело 126, листы 1, 1 оборот).
«Председатель молдаванского колхоза тоскует о культуре. Никак не мог уговорить колхозников носить галстухи <…>. Вызвал к себе завхоза (?), дал ему деньги и сказал, чтобы он поехал в Одессу и купил 128 галстуков по 3 р. 50 к. Тот привез. Председатель вызвал к себе колхозников и сказал: «— Распишись в получении 3 р 50 к». — «А где ж они?» — «А вот».
Дает галстух. Колхозники на дыбы. Председатель раскричался: «— Н а тебя советская власть и партия истратили 3 р 50, ты не имеешь права отказываться». Ругаясь, колхозники ушли. Через час пошли слухи, что многие примеряют галстухи. Потом колхозники начали приходить и ругаться: «Галстухи дали, а завязывать мы их не умеем» Председатель холодно сказал: «Советская власть и партия вас научат завязывать галстух». Однако он был очень смущен, потому что он и сам не умел завязывать галстух. Он вспомнил, что в километрах 50 жила некая Лиза, о которой было известно, что она 2 года жила в О дессе. <…> Выстроили 128 мужчин. Лиза принялась завязывать им галстухи. Завязывая, она то и дело приговаривала: «Галстух у тебя хорош, а рубаха измятая, а пиджак никуда не годится» и т.д. к 1 мая все вышли в галстухах, и отсюда пошла культура в колхозе».
«Я мылся в бане (в БироБиджане). Когда мы намылились, не стало воды. Все ругались, особенно один еврей; он ругался и стонал. Я прикрикнул на него административным голосом: «— А ну не стонай!» Соседи шепнули мне: «— Пускай стонет, ему надо стонать». <…> И мне рассказали следующую историю. От него ушла жена. Она ушла к корейцу. Увы! Это бытовое явление <…>. Корейцы любят толстых женщин. Кореянки же — худы и хрупки. А тут в Биро-Биджан наехали толстые бабы из Жмеринки, Бердичева, Бобруйска. Мужья их были там торговцами. Но здесь они <…> стали хлебопашцами. Еврейкам это не нравилось. <…> Они хотят оставаться женами торговцев. А корейцы — торговцы. И еврейки толпами бросают своих мужей и уходят к корейцам, которые обожают толстых женщин.
(Дело 161, листы 44–46).
*Василевский Илья Маркович (1882–1938) — известный журналист, писал под псевдонимом «Не-Буква».
**Халатов Артемий Багратович (1894–1938) — председатель правления Госиздата.
***Будберг Мария Игнатьевна (1892–1974), фактическая жена Горького в 1920–1933 годах.
****4 октября 1928 года Славин напечатал фельетон о поэтах Александре Жарове (1904–1984) и Иосифе Уткине (1903–1944). 14 октября газета «Читатель и писатель» осудила Славина за «бульварный тон»
*****Колесников Леонид Иосифович — заведующий литературным отделом «Вечерней Москвы».
******Леонов Леонид Максимович (1899–1994) — прозаик.
*******Очевидно, речь о поэте Василии Васильевиче Горшкове (1885–1946).
********Ляшко Николай Николаевич (1884–1953) — прозаик. Видимо, речь о фильме по его сценарию «Люди домны» (Межрабпомфильм, 1929).
Дословно
Я не знаю, когда репортер отдыхает. Говоря по совести, я не уверен, отдыхает ли он вообще. Быть может, он спит на ходу, подобно солдату в бою <…>
Я узнаю репортера в тысячной толпе по его несокрушимому профессиональному спокойствию. Он не позволяет себе этой роскоши — удивляться или негодовать. Нет времени. Большое событие — 20 строк петитом. Очень большое событие — 20 строк корпусом. Он разговаривает абзацами и мыслит заголовками. Десятки телефонов, сотни имен, тысячи названий выгравированы в его памяти с непоколебимой точностью. Полдюжины остро отточенных карандашей всегда лежат в кармане, как заряженные револьверы. На губах улыбка, веселая улыбка репортера, отпирающая все двери, как хорошая отмычка. В любую минуту дня и ночи, поднятый приказом редакции или собственным чутьем, он вскакивает в такси, виснет на телефоне, врывается в учреждения, сражается с секретарями. Он послан читателем, он должен знать все!
В три часа дня репортеры стекаются в редакции. В руках — портфель, полный, как охотничий ягдташ, новостями, пойманными на лету или захваченными в засаде. Он раскрывает блокнот и пишет. Вечное перо (чернильная перьевая ручка. — «ВМ».) сочится, как открытая рана. Шум большого города, лихорадочно отстуканный на «ундервудах», вваливается в раскрытую пасть редакционной машины. Она его переваривает, сообщает «читабельный вид», «подает», как говорят на газетном жаргоне. О чем только не пишет репортер! <…> И вы вдруг почувствовали бы себя дьявольски отрезанным от города, от страны, от мира — если бы внезапно какая-нибудь странная эпидемия уложила всех репортеров — да простят мне ужасную мысль мои товарищи, 22 репортера «Вечерней Москвы»!..
А. Нижний (Лев Славин). Репортер и газета. «Вечерняя Москва». 1927. 20 апреля.
Справка
Лев Славин родился 28 октября (по новому стилю) 1896 года в городе Велиж Витебской губернии. Вырос в Одессе, где подружился со своими ровесниками Ильей Ильфом, Юрием Олешей, Исааком Бабелем, Валентином Катаевым. Участник Первой мировой и Гражданской войн. В 1923 году переехал в Москву, работал журналистом. Первый же роман «Наследник» (1930) принес ему известность. Во время событий на Халхин-Голе (1939) и в Великую Отечественную был военным корреспондентом. Самые известные его произведения — пьеса «Интервенция» (1932), повесть «Мои земляки» («Два бойца») (1942), мемуары «Портреты и записки» (1965). Награжден орденами «Знак Почета» (1939), Красной Звезды (1945), Трудового Красного Знамени (1981), медалью «За боевые заслуги» (1939). Скончался 4 сентября 1984 года в Москве.
Из книги «Вечерка 95. Перезагрузка»