До свидания, мой любимый город

Утро коренного москвича Ивана Денисова начинается не с чашки кофе и газеты, а с газонокосилки, которой он подстригает траву на лужайке перед домом. Зимой газонокосилку сменяет лопата. А Иван, переодевшись в строгий деловой костюм, отправляется на работу в Москву, из которой сбежал два года назад.

— В деревне Потапово, где я сейчас живу, есть все! — с восторгом говорит он, пока мы идем к машине. — Магазины, школы, досуговые центры, поликлиника. И главное — все соседи всегда здороваются друг с другом.

В глушь. В деревню

Иван родился и вырос в московском районе Кунцево, где в 1980-е годы не было торговых центров и парковок, зато был большой пруд и много зелени. На берегу этого пруда собиралась вся кунцевская ребятня. Они купались и играли в футбол до самого вечера, а потом их, покрасневших от солнца, забирали на ужин мамы. Здесь все были знакомы друг с другом, поэтому двери квартир почти никогда не запирались, а во дворе точно знали, где сегодня пекут пирог с капустой, а у кого папа вернулся из командировки с кучей заграничных жвачек.

— А потом началась перестройка, и весь этот мир рухнул, — рассказывает Иван. — Деревья начали вырубать, район застраивать. Людей стало так много, что для моих детей просто не хватало места на детской площадке. Не говоря уже о пруде, который облюбовали для отдыха рабочие с соседних строек.

И в один прекрасный момент Иван понял, что места, где прошло его детство, больше нет, поэтому цепляться за него бессмысленно. Гораздо важнее найти такое место для жизни его собственных детей. Так выбор семьи пал на деревню, где Денисовы приобрели таунхаус взамен московской трешки. И об этом решении Иван ни разу не пожалел!

— Я хотел убежать не от людей, — объясняет он. — Я хотел убежать от толпы! Мне казалось, что в городе нечем дышать.

Зато в Потапове воздуха так много, хоть продавай, — вокруг сплошные леса, которых с излишком хватает на десять тысяч жителей. Детские площадки вмещают всех юных потаповцев. И если кто-то из них загулялся до вечера, то сердобольные соседки обязательно отведут его домой. Сегодня единственное, что заставляет Ивана выбираться в город, это работа. Но новоиспеченный потаповец верит, что наступит момент, когда и его компания переведет своих сотрудников на удаленку.

— Без городов сегодня никуда, конечно, — считает он. — Но будущее за автономными агломерациями, где есть все необходимое человеку для счастья.

Формула урбанистического счастья

Московский физик Андрей Виноградов, почти как питерский математик Перельман, живет уединенно — на окраине города в небольшой квартирке, напоминающей больше лабораторию, чем жилье молодого мужчины. Все вокруг заставлено микроскопами, весами, барометрами, поселившимися в его квартире еще с тех времен, когда он работал учителем в школе. Школу он бросил, а трубки и вакуумные насосы так и остались собирать пыль на полках бабушкиной стенки. Правда, для наших опытов все это богатство не понадобилось. Достаточно было сковородки, на которой Андрей жарил яичницу.

— Видишь, как маленькие капельки воды на дне собираются в одну большую? — спрашивает он. — Это происходит оттого, что между атомами воды существует взаимное притяжение. Каждая молекула притягивает к себе все соседние.

Затем Андрей капнул на дно еще воды.

— Капля, увеличившись до размеров лужицы, снова распадается на множество мелких капелек, — комментирует он. — Дело в том, что на расстояниях, сравнимых с размерами самих молекул, заметнее проявляется притяжение, а при дальнейшем сближении — отталкивание. Другими словами, капли так сильно притянулись, что им стало слишком тесно, поэтому пришлось разъединиться. Это учебник физики, седьмой класс!

■

Опыт со сковородкой очень понравился урбанисту Михаилу Гладкову.

— Исторически города образовывали небольшие разрозненные племена, присоединявшиеся друг к другу, как капли воды, потому что сообща проще было добывать еду и обороняться от врагов, — поясняет он. — Но теперь, когда эти города расширились до предела, ситуация поменялась.

Михаил рассказал, что античный философ Платон как-то подсчитал, сколько семейств должно жить в идеальном городе, и у него получилось около 5 тысяч. А если в каждой семье в то время было минимум 4–5 человек, то выходит, что территорию города должны делить не более 20 тысяч горожан, иначе они будут вынуждены сражаться за ресурсы.

— Соответственно сегодня, когда население мегаполиса в сотни раз превышает платоновскую норму, люди начали уходить из города, — подытожил он. — Наступил тот момент, когда теснота все-таки переросла в обиду. Впрочем, это естественный, если хотите, физический процесс.

Спрятаться в башне

Ксения Фирсова ждет меня в индийском ресторанчике, расположенном в одной из башен «Москва-Сити».

— Это мое любимое место, — заявляет она. — Когда я жила здесь, то заказывала у них завтраки. Официанты прямо из кухни поднимались на двадцать этажей выше и приносили еду прямо в апартаменты!

Сейчас Ксюша переехала в Майами, но о ее столичной жизни многие москвичи помнят до сих пор.

— Я снимала квартиру в «Сити» и там же работала риелтором, продавая апартаменты, — рассказывает она. — Однажды я написала пост в соцсетях о том, что ни разу за полгода не выходила из «Сити» на улицу, и у меня взяли интервью на эту тему журналисты одного интернет-портала. Что тут началось! Люди писали комментарии к тексту, обвиняя меня в узости мышления, ограниченности. А я читала все это и думала, что некоторые вообще никуда не выходят из своего поселка, а мой «Сити» — в десять раз больше среднестатистической деревни!

По словам девушки, в «Сити» есть все, что нужно для жизни, — жилье, работа, развлечения, поэтому у нее просто не было необходимости выезжать.

— Назови мне хоть одну причину для того, чтобы я вышла в город! — просит она меня и начинает загибать пальцы: — Кафе и рестораны, салон красоты, магазины, кинотеатры, спортзалы и даже клиника здесь есть! А что еще надо? Мне даже не нужно было покупать верхнюю одежду — я перемещалась между башнями через подземный паркинг, не выходя на улицу.

— Люди в комментариях к твоему интервью пишут про музеи и театры, — осторожно говорю я. — Неужели у тебя за все время не возникало желания выбраться на выставку?

— А эти люди сами давно были в театре? — парирует Ксения. — Уверена, что не многие из них регулярно ходят на выставки, в основном все курсируют между работой и домом. А я родилась и выросла в Питере, где кроме как по музеям ходить делать нечего. Поэтому в детстве родители каждую свободную минутку таскали меня по театрам. Мне хватило их на всю оставшуюся жизнь!

На разных уровнях башен девушка назначала деловые встречи и романтические свидания, строила глазки мальчикам в скоростном лифте — главном месте знакомств «сититчан», и ходила на домашние вечеринки в апартаменты к друзьям, где до утра играла в настольные игры и танцевала.

— В Москве меня раздражают две вещи — холод и пробки, — пояснила девушка. — Слишком много на улицах людей и машин. А в «Сити» ровно столько людей, сколько мне хватает для счастья — не возникает ощущения тесноты. И если бы таких жилых комплексов было больше для людей с разным достатком, то и города не нужны были бы.

■

— Самоизоляция — это естественная трансформация феномена «бегства из города», — объясняет психолог Вячеслав Мироненко. — Если нельзя по каким-то причинам покинуть город, то можно сделать вид, что его нет. Помните детскую игру в салочки, когда уставший игрок закрывает глаза рукой и говорит «я в домике»?

По мнению психолога, автономная агломерация в виде «Сити» сформировалась из уставших от бесконечного бегства горожан. По приблизительным подсчетам проживают там сейчас около 20 тысяч человек, то есть именно то количество, которые вписывается в платоновскую норму. «Сититчане» общаются только с теми, кто близок им по духу и положению, а от остальных спрятались в «домике».

■

Высшему уровню бегства из города японские психологи дали название «хиккикомори», что в переводе означает «аномальное избегание социальных контактов». Хикки проводят время, запершись в своей комнате один на один с компьютером. Сейчас по самым приблизительным подсчетам к хикки в Японии себя относит порядка миллиона человек. Впрочем, психолог Вячеслав Мироненко считает, что избегание города и избегание контактов — совсем не одно и то же

— У каждого хикки — минимум 5 тысяч друзей в соцсетях, — объясняет он. — Они проводят время, играя в онлайн-игры, многие из них зарабатывают в сети. Поэтому хикки достаточно социальны. От остальных горожан они отличаются только тем, что им не нужен мегаполис со всеми его несовершенствами, когда в собственной комнате они выстроили идеальный мир.

Не выходи из комнаты

Московская поэтесса Эвелина Волкова несколько раз в своей жизни меняла место жительства. Сначала вслед за мужем — полковником в отставке — она переехала из родного Чертанова в центр Петербурга, где сразу же позабыла о детстве, прошедшем в небольшой «распашонке», полученной родителями от завода.

— Я петербурженка. — говорила она мне. — Этот город творческой натуре больше подходит по духу, чем густонаселенная потомками пролетариата Москва. Здесь такая атмосфера! Из окна видна Нева и слышны выстрелы пушки в Петропавловской крепости. А Медный всадник всегда приветливо машет рукой, когда я прохожу мимо!

Правда, родственники, приезжавшие из Москвы, всегда подшучивали над Эвелиной, путавшей Исаакиевский собор с Казанским и забывавшей, как пройти от Петропавловки к Эрмитажу. Рассеянность поэтессы как-то объяснил мне ее пожилой муж.

— Мы ведь почти никуда не ходим, — сказал Константин Иванович. — Только в ближайший магазин, на почту за пенсией, да пару раз в год в издательство, расположенное по соседству. Откуда Эвелиночка может знать город?

Оказалось, что все свое время она проводит в сети, переписываясь с поклонниками своего таланта, а все ее социальные контакты ограничивались мужем да продавщицей из супермаркета. Эта изоляция не на шутку встревожила родственников, настоявших на том, чтобы чета Волковых перебралась обратно в Москву, — Константину Ивановичу все-таки уже много лет, а в столице хоть родные люди рядом. И Константин Иванович решил, что раз супруга все равно дискутирует с поклонниками о высоких материях не выходя из дома, то, возможно, значимость атмосферы для творческого человека преувеличена.

Поэтому, поменяв двушку на Ваське на однушку в Бирюлеве, перевез супругу обратно в Москву. Эвелина, кажется, не заметила перемен: ее стол с монитором все так же стоит у окна, а в мониторе все та же тысяча друзей в ФБ и несколько тысяч поклонников на «Стихах.ру». А за углом, как и раньше, есть магазин.

— Я парижанка в душе, — откровенничает в сети Эвелина. — Мне, как и истинным француженкам, не нужны толпы людей рядом, достаточно только самых близких.

Коренная москвичка, закадычная петербурженка и потенциальная парижанка, купив хлеб на углу, каждый вечер спешит в крохотную однушку к старенькому мужу, кошке и монитору на столе, где ее уже ждут несколько тысяч самых близких людей. А большего ей и не надо.

■

Феномен хикки описал в свое время еще Иосиф Бродский, превратив свое стихотворение «Не выходи из комнаты» в своеобразный манифест зарождающемуся движению.

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.

Только в уборную — и сразу же возвращайся.

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.

Что интересней на свете стены и стула?

Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером

таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

■

Это стихотворение Бродского любит цитировать физик Андрей Виноградов, который сегодня и сам — хикки.

— Хикки от затворников отличается тем, что у первых есть интернет, а значит, социальные контакты и работа, — уверен он. — Лично я стал счастливее, когда бросил школу, в которой преподавал.

Частные уроки стали первым шагом Андрея на пути к урбанистическому сепаратизму. Второй шаг он планирует сделать в ближайшее время, когда переведет уроки в интернет-пространство и поменяет квартиру на дом в деревне.

— Настал тот момент, когда молекулы приблизились друг к другу слишком близко, — убежден он. — Начинается процесс разъединения. И главным его катализатором стала мировая паутина.

■

Путь к хикки начинается с одного вопроса. Мне его задала Ксения Фирсова — принцесса, обрекшая себя на добровольное заточение в башне: есть ли у меня хоть одна причина для того, чтобы выйти в город? Если нет, то, может, не стоит делить одни на несколько миллионов человек утренние пробки и магазины, а добровольно переместиться в другую реальность, окружив себя пятью тысячами людей, не претендующих на личное пространство? Уж не та ли это идиллия, которую сулил нам Платон тысячи лет назад?

КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ

Олег Питецкий, урбанист, СЕО «Свечение»:

— Городская изоляция — это неизбежность для любого развивающегося города. И чем крупнее город, чем самодостаточнее районы, тем сильнее эта изоляция накладывает отпечаток на социум. Город — это живой организм. Это нормально, что люди группируются по социальному признаку и интересам. Для сравнения можно представить, как клетки со схожими характеристиками формируют различные органы в одном организме. Но важно, чтобы между ними не разрывалась связь: движение, перемещение, кросскультурные мероприятия, экономические активности и прочие энергетические потоки.

Дмитрий Ковпак, доцент кафедры психологии и педагогики СЗГМУ имени Мечникова:

— Хикки в России существуют, потому что , пожалуй, только в нашей традиции помогать ребенку до пенсии, причем не своей, а его. Раньше нахождение в четырех стенах рано или поздно приводило к нормальному человеческому желанию сменить обстановку. Теперь виртуальный мир является заменителем, суррогатом впечатлений. Можно менять обстановку не выходя из комнаты, побывать в любой точке мира благодаря Google Maps, общаться с любым человеком по Skype. Оптимисты считают, что это прогресс, пессимисты — что деградация. Истина же, как обычно бывает, где-то посередине.

 

Из книги «Вечерка 95. Перезагрузка»